[Джейки]

Название: Угол падения
Автор: Мармел
Бета: Нет
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Явного ничего - сплошные страдания
Герои: Эван Лайсачек, Евгений Плющенко, Джонни Вейр
Описание: За день до отката произвольной программы...
Жанр: Романтика
Дисклеймер: Герои вымышленные, но совпадения не случайны
Размер: Мини
Предупреждения: В лучших традициях девочек-написавших-свой-первый-фик. Автор заболел ФК две недели назад, ему ещё учить и учить матчасть. Не травите зверем Обоснуем, я догадываюсь, что законы оптики имеют весьма сомнительное отношение к ФК. Это всё образно... И как устроена Олимпийская деревня я тоже понятия не имею. Тем более не знаю, как надо прыгать четверной. Но про все ляпы - обязательно скажите!

Угол падения
Равен углу отражения...
В Сириус яркий вглядись:
Чьи-то мечтания
В томной тоске ожидания
К этой звезде вознеслись.

Где-то в Америке
Иль на бушующем Тереке,-
Как бы я мог рассчитать?-
Ночью бессонною
Эту мечту отраженную
Кто-то посмеет принять.

Далью великою
Или недолею дикою
Разлучены навсегда...
Угол падения
Равен углу отражения...
Та же обоим звезда (с)

Бездарный, бездарный вечер.

Бездарный, бездарный вечер. Посмотреть бы в глаза тому пиарщику или чиновнику, который придумал эти чёртовы «показательные» тренировки... Всей компанией на льду под прицелом трёх дюжин камер. Катаешься вдоль бордюрчика и чувствуешь себя мальчишкой, по незнанию угодившим на тренировочный каток хоккейной сборной колледжа. И как бы мимоходом, то тут, то там слышится высокомерное и пренебрежительное «ну, поглядите, он даже не пытается прыгнуть четверной». Чтоб вам провалится вместе с вашим четверным и с вашим русским «королём», который с ехидной улыбочкой прокатывается у каждого под носом и, чуть не сшибая соперников, по тонкой спирали уходит вверх на свои легендарные четыре-три.
Лайсачек тихо зверел. Ломило виски, он сам пару раз сталкивался с Ламбьелем и даже с маленьким Такахаси, что уж вовсе нехорошо. Хотелось развернуться и уйти, но Эван поступил как всегда: сжал зубы и продолжил тренировку. Никто не заметил волнения – только лихорадочный румянец обострял скулы. Позже репортёры даже скажут, что действующий чемпион мира показал всем образец спокойствия и выдержки, не поддался на провокации. А всем известно, что энергетика у Плющенко – через край, он умеет давить на конкурентов. Но Лайсачек был выше этого – как всегда. Как всегда.
А вот после тренировки Эван здорово удивил самого себя. Сидел в раздевалке, медленно расшнуровывал коньки, слушал сдержанные похвалы тренера, и вдруг:
- Я хочу попытаться прыгнуть четверной. – И сам опешил от собственных слов.
Кэрролл, всегда спокойный как удав, в ответ благодушно поинтересовался:
- Сколько раз из десяти у тебя это получается?
- Один. Иногда два. – Лайсачек бросил шнуровку, но продолжал сидеть согнувшись, глядя в пол.
- Никогда два. На моей памяти – ни разу.
- И всё-таки…
- Ну что ж ты сейчас не попробовал? – Кэрролл знал, что не следует произносить таких слов, но не сдержался. Неспроста поговаривали, что он чересчур жёсткий по отношению к своим подопечным.
- У меня ещё есть время.
- Сынок… - Фрэнк встал и, заложив руки за спину, прошёлся вдоль скамеек. – Закончится Олимпиада, поедешь в Турин – там хоть пятерные скачи, слова тебе поперёк не скажу. Хоть голову там себе расшиби. Но здесь и сейчас у тебя нет права на ошибку или самодеятельность. – И уже мягче, не чеканя слова: - Ты три года пахал как проклятый чтобы обойти Плющенко. Не говорил об этом, не похвалялся как Жубер, а работал. И в короткой доказал, что это возможно. Что можешь стать лучшим - с тем, что умеешь ты. Умеешь как никто. Тебе сейчас навязывают бой на чужой территории, но у тебя есть своё поле. Понимаешь?
Лайсачек коротко кивнул и поджал губы. В конце концов, это политика, и ставки высоки. Да, хочется не просто обогнать самого себя, а сделать невозможное. Но Фрэнк прав – это мальчишество. Значит, всё пройдёт так, как должно.
- Иди отдыхай, - сказал Кэрролл уже держась за ручки двери, - а завтра… - Но не договорил – просто улыбнулся, что с ним случалось не так часто, и вышел.

Бездарный, бездарный вечер… Эван вернулся после тренировки, сжевал какой-то бутерброд вместо обеда, попытался заснуть, но сон не шёл. Спасибо, хоть голова прошла. Сейчас бы отвлечься, сесть за руль да прокатиться на скорости. Но это идти, брать в прокат машину… Нет, много лишних телодвижений. Или сексом заняться, в конце концов. То есть звонить Насте. А, значит, говорить, слушать очередные подбадривания и заверения в победе. Кому это сейчас надо? С лихвой наслушался уже, мерси. И, опять же, лишние телодвижения.
Эван ещё немного поворочался на жёстком диване, попредставлял, как славно было бы расслабиться без этих самых телодвижений, но даже поклонницы, может быть, только об том и мечтающие, всё равно хотят в бонус ещё и общение. Ох уж эта непростая чемпионская жизнь. А перед глазами на смену куда более приятным видениям опять пришёл вечно прыгающий Плющенко, улыбающийся, весь в красном. Вот наказание!
И Лайсачек понял, что не уснёт, ни сейчас, ни ночью, ни под утро. Пусть так, он дал Кэрроллу обещание. Но, но, но…
Когда стрелки часов перевалили за полночь, Эван подхватил спортивную сумку, надвинул пониже капюшон и отправился на тренировочный каток. Остаётся надеяться, что ни один псих, кроме него, не надумает устроить в ночи генеральную репетицию.
В деревне было непривычно тихо. Лайсачек до этого не выходил по ночам, но привык к тому, что вечерами здесь шумно и весело. Не сами спортсмены, но огромное количество гостей и болельщиков ежеминутно отмечали чьи-то победы, переживали за будущие старты, гуляли, знакомились, а кто-то умудрялся в перерывах между тренировками даже закручивать романы – как Джонни, например. Тот вообще не вылезал из Русского дома, и Эван даже слышал, как Змиевская ругала своего любимчика за набранный вес. За это, кстати, попадало не только Вейру, но и всем спортсменам, имеющих друзей среди русских. Лыжницы из российской сборной, не отвоевавшие себе, в отличие от хоккеистов, вип-обедов, готовили сами. Добрые девушки кормили оголодавших на местном фаст-фуде приятелей умопомрачительными салатами. «Timeo Danaos et dona ferentes» - загадочно комментировал Кэрролл это явление. Лайсачек тоже не отказался бы от салата по-московски, но мужественно ел овсяные хлопья на воде. А народ развлекался как мог, в Немецком доме рекой лилось пшеничное, англичане тоже не отставали. Обидно было вечерами изматывать себя на тренажёрах, Эван любил шумные пирушки, но, увы, редко мог позволить себе даже лишний коктейль. А сейчас вокруг было удивительно спокойно, тёмный ветер распушал снег по кайме дорожек, в небе покачивался остроконечный месяц.
Сонные техники ничуть не удивились внеурочному приходу фигуриста, быстренько выкатили аппаратуру и сами смылись, дабы не мешать. Эван попросил настроить минимальное освещение – несколько жёлтых и голубых прожекторов сделали каток похожим на монолит из лунного камня.
И Лайсачек поехал по кругу…
Говорили, он не сможет добиться настоящего успеха, говорили, из-за роста ему не под силу сложные элементы. Такому атлету если и становится на коньки, то с клюшкой и шайбой. Говорили, что даже тройной аксель – недостижимая высота. Но он взял эту высоту. Рвал жилы, тренировался до обмороков и добился своего. Теперь то же самое говорят о четверном – мол, после травмы никогда и ни за что. А дело-то вовсе не в этом… Для прыжков нужна скорость, и чем выше рост, тем больше эта скорость должна быть. Упадёшь на таком разгоне – годы на реабилитацию. И Кэрролл очень быстро запретил, как он выражается, самодеятельность. Что ж, он прав. Но сейчас, когда перед глазами везде и всюду маячит Плющенко, когда только ленивый не рассуждает о том, что один может, а второй не может… Это звучит как приговор. А приговоры Лайсачек не прощал – в первую очередь самому себе. Значит, он будет пытаться. Итак, ещё немного, вот сейчас…
- Привет, Эван, - раздалось негромко, но отчётливо. Где-то совсем близко. И по тому, как певуче, мягко произнёс непрошеный голос его имя, Лайсачек догадался, кто ему помешал. Знакомый, ох до чего знакомый акцент.
Эван резко затормозил и обернулся, уже зная, кого увидит. Вездесущий Плющенко – ну что ж ему неймётся? Во всём Ванкувере у этого русского не нашлось других дел, кроме как прийти ночью сюда, на этот каток.
- Ты что здесь делаешь? – спросил Эван сквозь зубы.
- То же, что и ты. – Женя вышел на лёд, поехал по синусоиде. Руки по швам, локти чуть вывернуты назад, как у ирландских танцоров. Джинсы, футболка, красная – ну а какая же? - толстовка с капюшоном. Одет, конечно, не для тренировки.
Лайсачек встал у бортика:
- Ты знал, что я здесь, потому и пришёл. На тренировке не достал, решил сейчас нервы потрепать?
- Ещё скажи, что я тебя выслеживал, - хмыкнул Плющенко.
Эван, кстати, именно так и думал, но вслух не произнёс – к чему огрызаться? Русский явился и не уйдёт, можно не сомневаться.
- Вот покатаюсь тут с тобой, потом отправлюсь являться в страшных снах Ламбьелю с Жубером, - продолжил иронизировать Евгений.
- Вейра не забудь – он будет рад, - фыркнул Лайсачек и, сильно оттолкнувшись, поехал наперерез Плющенке.
- На самом деле… - Женя спокойно притормозил. – На самом деле я хотел спросить у тебя то же самое.
Лайсачек остановился, поглядел исподлобья, ожидая объяснений. Первым порывом было сразу же, не вступая ни в какие разговоры, заехать наглецу промеж глаз. За всё, и в первую очередь за его невыносимую спесь. Как бы это было славно и просто, по-мужски. Эван почувствовал, как вокруг черепа вновь сжимается свинцовый обруч. А Плющенко стоял в паре футов от него, в глазах ни тени всегдашней насмешки:
- Ты – что ты здесь делаешь? Почему не спишь, почему ночь перед решающим прокатом проводишь здесь? Я видел тебя сегодня – тебе оттачивать нечего…
Эван ушам своим не поверил. Это что – похвала? Или Плющенко таки приложился лбом об лёд и начал заговариваться? Энелпишник хренов!
- Да пошёл ты! – Лайсачек резко развернулся, под лезвиями зашипело ледяное крошево.
- Ты неправильно делаешь, - в голосе Евгения вдруг послышались совсем уж удивительные интонации. Так произносят молитву или заклинание. И читают прощальные письма в голливудских драмах. Чудеса…
Эван зажмурился, потёр ладонью воспалённые глаза. А Женя плавно, как в замедленной съёмке, катился, словно специально очерчивал коньками круг. И продолжал:
- Я первый начал прыгать четверные, кроме меня тебе никто не расскажет… Дело не только в скорости, очень важен угол. Угол падения равен углу отражения – помнишь из физики? Вот принцип похожий…
Он всё ехал и ехал по кругу, говорил и говорил. А Эван невесть почему смотрел на тени – наплывающие одна на другую…
- Попробуй.
Вот сейчас он рискнёт – и окончательно расшибёт себе руку. А завтра Фрэнк собственноручно перешибёт ему заодно и ноги, чтобы впредь умнее был…
- Знаешь, - процедил Лайсачек сквозь зубы, - если бы ты мне подсыпал в чай допинг, это было бы честнее. Нам завтра с тобой олимпийское золото делить, а ты являешься накануне и раскрываешь мне великую тайну четверного прыжка? Да ты эту байку про углы сегодня за завтраком придумал. Очень тебя прошу, уйди, а?
Плющенко ответил не сразу. Он щурился на лёд, и от его пронзительно-синих глаз разлетались острые морщинки.
- Ты пришёл сюда, чтобы попытаться прыгнуть четверной, я это знаю. Так что, конечно, сам бы ты не разбился, а со мной – всенепременно. Железная логика, Эван, железная.
И уже уходя добавил с каким-то злым весельем: - Не пей завтра чай в столовой, а то и впрямь подсыплю тебе что-нибудь.
- Сволочь… - тихо выругался Лайсачек, когда остался один.
Эван вышел с катка, опустился на скамейку и резко дёрнул шнуровку. Всё, не думать о нём. А о прыжках не думать вдвойне. Домой, в душ и спать, хватит на сегодня навязчивых идей…
Больше всего на свете Лайсачек сейчас хотел вычеркнуть из памяти последние два часа. Чтобы всё просто и понятно. А завтра выйти на лёд с ясной головой: вот каток, вот трибуны, вот судьи, а вот соперники. И ничего больше не знать про этих соперников, кроме того, как они катаются…
Зачем он приходил? Зачем нагородил всю эту ахинею?
Эван сжал ладонями виски и подумал, что сейчас, кажется, сыграет в русскую рулетку.
Минуту по кругу, постепенно сужая радиус и набирая скорость. Притормозить - на пол-удара сердца - и оттолкнуть – лёд от себя. Один, два, три, четыре. И по инерции отметить, что выезд не на то ребро.
Женя не обманул. И вот от этой мысли стало по-настоящему страшно. Потому что это надо теперь как-то осознать и объяснить, самому себе объяснить. Но как? Хотелось на воздух, на мороз. Уже не уговаривая себя, не раздумывая, он переобулся и покинул каток. На улице шёл снег, красивый и медленный. Эван немного постоял, запрокинув голову – глядел в дымное высокое небо. В конце концов, всё можно списать на загадочную русскую душу. Да и не сошёлся свет клином на этом четверном. Теперь, когда всё доказано самому себе, можно не думать ни о каких Плющенках. Тем более прав был Кэрролл, когда говорил о навязывании игры на чужом поле. Потом, когда всё будет отточено до последнего штриха, - вот тогда можно… Сейчас же есть другие козыри.
И Лайсачек не спеша отправился в сторону дома. А буквально через два шага перед ним, как из под земли, вырос Вейр. Вот уж кого неудивительно встретить на улице в два часа ночи даже перед соревнованиями. Но вместо «привет», вместо «ты откуда и куда?», Джонни выпалил взволнованно:
- Женя тебя нашёл?!
- ЧТО??? – Лайсачек даже отступил назад.
А Вейр жадно вглядывался в лицо Эвана, словно впервые видел, и даже не сразу сообразил, что от него ждут ответа.
- Он искал тебя, а я сказал, что ты на катке…
- Зачем ты это сделал? Откуда ты вообще знал, где я? – Лайсачеку очень хотелось добавить пару нецензурных выражений и закопать Джонни в ближайшем сугробе.
- Я просто видел, как ты шёл. А Женя спросил, и я…
- Просто отлично! Мог бы соврать хотя бы ради приличия.
- Кому? – Вейр невинно взмахнул ресницами.
Ну он вправду дурак или прикидывается?
- Кому? Да всё равно, мать твою, всё равно. Ему, мне, без разницы. Ты хоть помнишь, что у нас здесь Олимпиада, а не зимний интернациональный лагерь? Ты и я – мы выступаем за одну страну, мы в одной сборной. Мы вроде даже друзья. А тут к тебе приходит наш соперник, да не кто-нибудь, а Плющенко, спрашивает, где я, а ты вот так запросто пальчиком показываешь – вон, мол, туда пошёл. Так, Джонни? Так?!
Эван чувствовал, что ещё секунда, и он вообще перестанет понимать, что происходит. А завтра – на лёд Пасифик Колизеума. Да, накричать на Вейра, это всё равно что пнуть далматинца. Но Лайсачек устал сдерживаться.
- Что он тебе сказал? Что хотел? – очень тихо, почти шёпотом повторил Джонни свой вопрос. Он стоял напротив, втянув голову в плечи, бледный и притихший. Тонкая рубашка, куртка нараспашку, словно весна на дворе. И глаза - блестящие, больные.
- Ничего… - Эван помолчал, привычным жестом взлохматил волосы на затылке.
- Скажи. Пожалуйста, скажи.
И тут Лайсачек заметил, что у Джонни дрожат губы. Кажется, сейчас заплачет. Эвану стало стыдно. В конце концов, он давно знает Вейра, знает, какой он бывает чудной. А ещё вдруг захотелось выговориться.
- Он показал мне четверной. Объяснил, как правильно прыгать. – Лайсачек глядел в сторону, туда, где на голубоватых еловых ветках пухом оседал снег. – И у меня получилось.
Джонни опустил плечи, весь как будто поник, и печально улыбнулся каким-то своим мыслям. Лайсечек, ожидавший более бурной реакции, насторожился – у Джонни был такой вид, словно он нисколько не удивлён.
- Может, ты мне объяснишь, зачем он это сделал? - фыркнул Эван.
Вейр не ответил.
- Ну что ты делаешь загадочное лицо? – снова завёлся Лайсачек. – Русский дом надо поставить на карантин и тебя запереть там же. Вы сумасшедшие и больше ничего! Я сейчас должен десятый сон видеть, а не носиться по каткам, не прыгать четверные и не стоять тут с тобой под фонарём. Всё, не хочу больше об этом думать. Счастливо оставаться! – Эван только махнул рукой и быстро зашагал прочь.
Уже дома, лёжа в постели, накрывшись с головой одеялом и потихоньку погружаясь в сон, он ещё раз подумал, что его окружают психи. Какой уж там допинг в чай…

А на следующий день, как и было заявлено в расписании, в Ванкувере разыграли комплект медалей по фигурному катанию среди мужчин-одиночников. Евгений Плющенко, фигурист от бога, единственный в мире способный выполнить каскад четыре-три, фигурист, равных которому нет на сегодняшний день, занял второе место. Признанный всем миром король льда показал посредственный для себя прокат, смазав даже вращение. Золото взял Эван Лайсачек. Он, как позже скажет Татьяна Анатольевна Тарасова, катался на разрыв аорты. А что без четверных – ну так это не обязательный элемент.
Всё кончилось, объявили последние оценки… Джонни Вейр смотрел на Евгения Плющенко - он сидел бледный, злая усмешка судорогой кривила губы. Джонни смотрел на Эвана Лайсачека - тот смеялся сквозь слёзы и не было в этот миг на земле человека счастливее него. Олимпийский чемпион принимал поздравления.
- Ты ошибся, Женя… - по-русски прошептал Джонни. О своём поражении он почему-то уже не думал.
Стоявшая рядом Змиевская заинтересовалась:
- Ты о чём? О вращениях?
- Да, Галина Яковлевна, - глядя на Эвана кивнул Джонни. – О вращениях…

@темы: Лайсачек, Плющенко, Вейр, Фанфики

Comments

[Ник]

Очень сильный и красивый фик.
Спасибо.

[Джейки]

Ник, спасибо! первый фик на тему, мне очень важно мнение поклонников ФК)

[Шредингерская кошка]

Вездесущий Плющенко – ну что ж ему неймётся?

И действительно- чего это ему неймется? )))

- Просто отлично! Мог бы соврать хотя бы ради приличия.
- Кому? – Вейр невинно взмахнул ресницами.
Ну он вправду дурак или прикидывается?

Дурак-дурак))) Самый любимый и обаятельный )))

Мармел
Здорово, классный фик.
Хоть и не люблю Лайсачека, мне очень понравилось. Вейр "врастающий из под земли" -это офигенно.
Стильно написано.

[Джейки]

Шредингерская кошка ааа ясненько)) ты любишь Вейра?)) а кто в твоём фаноне с ним.. ээ.. в паре?)

Спасибо!!
А я вот, влюблённая в Эвана, и Джонни тоже считаю в него влюблённым

[Шредингерская кошка]

Мармел
Ламбьель как ни странно ))) Я шиппер Стефан/Джонни. Собственно, и фик поэтому о них получился )
Мне Эван чем-то неуловимым не нравится. А чем- понять не могу.
Хотя, я совсем не против Эван/Вейр. Так что совсем не отрицаю "влюбленного в Лайсачека" Вейра. )))

[Ник]

- Просто отлично! Мог бы соврать хотя бы ради приличия.
- Кому? – Вейр невинно взмахнул ресницами.
Ну он вправду дурак или прикидывается?

Вот кстати да, это прям классные-классные строчки =))

[Джейки]

Шредингерская кошка, а я вот их всех только в любовной тоске могу представить... а вот завязку отношений придумать не могу - не вижу и всё. Чтобы Эван прям раз - и кому-то отдался.... ))))))))) а хоцца)))

Ник, да, Джонни прям весь такой получился... настоящий))) самой нравится))) он же всем сочувствует наверняка... и за себя, и за того парня... эх..

[Шредингерская кошка]

Мармел
Ну Эвону не обязательно отдаваться )))
Вполне может кто-то отдаться ему... ))) Тот же Вейр....

[Джейки]

Шредингерская кошка, ну, с Вейром нет вопросов)) А вот как быть с Плюшей?))

[Шредингерская кошка]

Мармел
А для меня лично Плющенко- вне слэша.
Вот просто не вижу его в слэше и все тут. )))

[Джейки]

Шредингерская кошка, везёт тебе...)

[Шредингерская кошка]

Мармел
Почему же "везет"? )))

[Джейки]

Шредингерская кошка, да потому что я который день ни о чём кроме Плющенко/Эван думать не могу)))

[Шредингерская кошка]

Мармел
Отличный повод написать еще один фанфик,нэ? )))
А я вот брежу своим Ламбьель/Вейр )))

[Джейки]

Шредингерская кошка отож, пишупишу) и ты тоже про свою парочку пиши)))

[Шредингерская кошка]

Мармел
мне надо с мыслями собраться- и обязательно что нибудь напишу )))