My Princess Charming

[robin puck]

Автор: robin puck
Название: My Princess Charming
Персонажи: Джонни Вейр, Эван Лайсачек, Тимоти Гейбл, Танит Белбин, Таня Лайсачек
Рейтинг: PG-13 за нехорошие слова
Таймлайн: ретроспектива
Примечание: парный фик к My fairy slore

- Нет, у меня сейчас голова лопнет, ей-богу… Кристина!.. Нет, ты не выйдешь в этом на улицу. Кристина, мы опаздываем!
- Ну мама!
- Лора, я сказала, ты не выйдешь в этом на улицу. Немедленно переоденься.
- Черт…
- И не ругайся. Надень синюю юбку, в этих кошмарных джинсах ты выглядишь как панк… Кристина, сколько можно ждать!
- Я иду!
- А в синей юбке я выгляжу как бенедиктинка…
- Ты в ней выглядишь, как приличная девочка. И причешись…
Кристина сбегает по лестнице – тоненькая и маленькая в розовом сверкающем комбинезоне. Лора нога за ногу бредет переодеваться. Давно собравшийся на тренировку Эван сидит у окна и смотрит на улицу, на сверкающий под утренним солнцем снег, на проезжающие мимо машины. Он не девочка, поэтому собирается быстро. Он еще не в «таком возрасте», поэтому с ним нет проблем. У мамы постоянно проблемы с сестрами, а Эван – ее единственная отрада. Она так говорит, когда обращает на него внимание. В основном она занята девчонками, потому что с ними постоянно что-то не так, и их нужно воспитывать. Мама – школьный учитель, она знает, как нужно воспитывать детей правильно. Эван лет с пяти понял, что совсем не хочет, чтобы его воспитывали. Поэтому он все делает так, как нужно, и в срок.

- Эй! – говорит незнакомый паренек, притормаживая рядом и улыбаясь до ушей. – Это ты Эван? Как читается твоя фамилия?
Эван застывает, не зная, как реагировать. Наконец выдает через губу:
- Лайсачек.
- Это украинская фамилия? – не отстает улыбчивый прилипала.
- Чешская, - выплевывает Эван почти с ненавистью. Почему он улыбается? Он смеется на фамилией Эвана? Почему он вообще подъехал? Что ему нужно?
- А меня зовут Джо, - говорит прилипала и протягивает руку в перчатке, и у Эвана сердце бухает в пятки. Он хочет познакомиться. Он просто хочет познакомиться. И подружиться.
- Эван! – кричит мама от бортика, и он опрометью кидается на зов, по пути только раз оглянувшись, и едва не падает, зацепившись зубцом за лед.
- Что от тебя хотел этот мальчик? – требовательно спрашивает мама, и Эван пожимает плечами.
- Наверное, хотел подраться, - говорит Эван то, что мама ожидает услышать.
- Нет, вы только посмотрите! – начинает возмущаться мама. – Хулиганы тренируются с нормальными детьми! Как таких только допускают до соревнований! Безобразие…
Мама уходит – искать тренера, искать родителей этого Джо, который наверняка не хотел ничего плохого, - ей нравится наводить порядок и рассказывать всем, как поступать правильно, а как нет. А Эвану хочется сейчас побыть одному. Он садится на скамейку у бортика и кладет на него локти, прячется за них, глазами следя за тем, как катается Джо. У него личный тренер, он болтает с тренирующимися девочками, они смеются и танцуют вместе, для смеху изображают движения парного катания. Эван жутко завидует, потому что ни разу не разговаривал и не смеялся вот так ни с одной девочкой, кроме сестер.

- А, Лайсачек, - говорит Джо, хихикая, когда они встречаются в раздевалке перед очередными соревнованиями. – Подо что танцуешь?
- Я не танцую, - отвечает Эван, загнанно оглядываясь по сторонам. – Я катаюсь.
Все мальчишки, явно из одной компании с Джо, начинают смеяться, Джо хохочет так, что слезы брызгают из глаз.
- Ладно, ладно, - говорит он, отсмеявшись. – Черт с тобой, если ты такой серьезный. Просто мистер Надутые Щечки.
Джо хлопает его по плечу и выходит в коридор, остальные мальчики идут за ним, и Эван остается в раздевалке один. Ему ужасно обидно из-за прозвища, которое обязательно теперь прицепится. Такие скалозубы всегда отвешивают самые цеплючие и унизительные прозвища, Эван знает. Он сначала хотел стать хоккеистом, но посмотрев, как общаются мальчики-хоккеисты между собой, понял, что это не для него. Они слишком агрессивные, слишком быстрые, с ними надо договариваться. Лучше он будет один. В смысле совсем один. Кроме тренера, с которым будет уж точно проще, чем с мамой.
Стоя у бортика Эван смотрит, как катается Джо. Он не катается, он именно танцует под плавную музыку. Делает какие-то такие движения, которых Эван раньше не видел. Это красиво, и от этого Эвану еще обидней.
- Упади, упади… - шепчет он себе под нос, и краснеет, чуть не вскрикивая, когда Джо и правда падает. Я не хотел, думает он панически. Это не я. Он сам.
Правда на награждении он забывает обо всем. У него золотая медаль Чемпионата США. Он лучший юниор в этом году. И Эван впервые улыбается не просто от удовольствия и счастья, но и от еще какого-то непонятного чувства – он видит расстроенное лицо Джо за бортиком. Этот неудачник занял только пятое место. Потому что упал. А Эван не упал. Эван лучше, и кто тут еще мистер Надутые Щечки?

- Он просто дрыгает руками и ногами, как какой-то динозавр в парке аттракционов! – говорит Джо, стоя к нему спиной и совершенно не стесняясь его присутствием. – Это что, фигурное катание? Не фигурист, а бегун в ширину.
Все снова давятся от хохота, а Эван мучительно краснеет, стараясь не смотреть в ту сторону раздевалки, где Джо выпендривается перед своими приятелями. Его все любят, и это совершенно непонятно. Почему? Такого едкого хама Эван еще не встречал. Мама была бы в ужасе, узнав, какой этот вроде бы приличный и милый мальчик на самом деле. С кем Эван вынужден общаться. Но Эван ничего не рассказывает маме, и не только потому, что не хочет прослыть ябедой и нытиком. Во-первых, он уже понял, что пронять этого наглого типа можно только одним – выиграв у него. Во-вторых… Не смотря на то, что Эван большей частью молчит и мало с кем общается, видит он многое. Он замечает, как другие мальчики смотрят на Джо. И догадывается, почему ему так многое сходит с рук. И мысль об этом его так смущает, что тут и речи нет, чтобы о чем-то кому-то говорить. Тем более – маме.

После чемпионата мира Эван возвращается домой в полном эмоциональном раздрае. Да, он не выиграл золото, ему не хватило какой-то малости, потому что кривляке Джо Вейру выставили более высокие баллы за артистизм. Но это не единственное, от чего Эвану хочется забиться на чердак и больше никогда не появляться никому на глаза. На чемпионате происходили странные, стыдные вещи, он видел, как мальчики бегали в номера к девочкам, как некоторые мальчики обнимались с другими мальчиками, и он знал, что одними обниманиями там дело не ограничивается. Целый табун молодых парней и девчонок 15-17 лет, неделя чемпионата… Эван не знал, как он выжил там, да еще и смог нормально откатать свои программы. Ему повезло, что он поселился с меланхоличным чехом, который ни к кому не бегал и к Эвану практически не приставал. Они и не общались почти, потому что чех плохо знал английский, а Эван сделал вид, что совсем не понимает чешского.
Кривляка Джо Вейр жил с маленьким юрким швейцарцем, который постоянно висел на Джо как обезьянка. Они чуть ли не целовались на глазах у всех, и это было совершенно невыносимо.
Пока Эван сидит на чердаке и не выходит на зов матери, он как специально растравливает свои раны, вспоминая, как веселилась эта парочка, как они изображали страстные объятия, и Вейр показушно закатывал глаза… А на Эвана он внимания не обращал все это время. Только на подиуме, когда вручали медали, обронил что-то равнодушно-презрительное. И сейчас Эвану так плохо, как он себе и представить не мог, что бывает. Он не понимает, от чего это. Догадывается, но не хочет даже про себя называть причину.
Через несколько часов мама со скандалом врывается на чердак и вытаскивает его оттуда. Ему нужно ехать на тренировку, ему нужно работать, чтобы в следующий раз взять только золото. Эван это понимает и пытается сосредоточиться на этом. На мысли хоть так отомстить Вейру.

Эван учится. Быть общительным, быть своим в компании фигуристов. Вейра нет, у него травма, целый сезон без него, и Эван немного успокаивается, хоть это и не сказывается особо на результатах. Самое главное – у него появляются друзья, без Вейра становится легче завести с кем-то знакомство. Самый главный друг Эвана – бронзовый медалист Олимпиады в Солт-Лейк-Сити Тимоти Гейбл. Настоящий олимпийский медалист. Он примерно того же роста, что Вейр, у него почти такие же кудрявые русые волосы, он почти такой же смешливый и остроумный, только не говорит гадости, а смеется не над Эваном, а с ним вместе. И он на пять лет старше, он взрослый, и Эван с ним себя тоже чувствует взрослым. Они говорят о серьезных вещах, о спорте, обсуждают профессиональные тонкости, Тим рассказывает про Олимпиаду, и Эван мечтает, что когда-нибудь тоже будет олимпийцем и выиграет медаль. Вот тогда-то Вейр утрется. Иногда он со страхом думает – а вдруг Вейр больше не сможет соревноваться? У него серьезная травма, и в спорте бывает всякое. И Эван пытается подружиться с теми, кто всегда хороводился с Вейром – общается с его девчонками, с его друзьями, и те просто и открыто Эвана принимают. И Эван практически счастлив, сидя в компании Саши Коэн и Тима, они пьют запретное для шестнадцатилетних пиво, а потом Саша куда-то убегает, и они остаются с Тимом вдвоем. Им так легко друг с другом, так весело, что когда Тим кладет ему руку на плечи, придвигаясь ближе, Эван не возражает. Он хочет доказать всем, что он уже взрослый и может то же самое, что и Вейр. От пива у него кружится голова, ему смешно и неловко, но нравится, потому что Тим очень ласковый, а Эван так устал быть совсем один, ему так хочется быть рядом с кем-то, даже если это не Джо.

- Дорогой, - говорит мама, глядя на него с опаской и жалостью, как на смертельно больного заразной болезнью. – Это врач. Расскажи ему все, он тебе поможет.
Эван совершенно уверен, что ему не нужна ничья помощь, но согласно кивает и говорит:
- Хорошо.
Он знает, что в этой среде все всё узнают почти сразу же. Он знает, что слухи про то, что у них было с Тимом, расползлись во все стороны, что каждый знакомый или случайно встреченный человек смотрит на него, ухмыляясь, а потом перешептывается за спиной. Он знает, что какая-то часть слухов дошла до мамы, и теперь его ждет ежедневный допрос на тему, с кем он был и как он мог, ведь мама его так любит, так в него верит. Он молчит, потому что Тим совершеннолетний, а Эван нет, и это может плохо обернуться. Он все отрицает, но мама не успокаивается и отводит его к психоаналитику, который на протяжении полугода раз в неделю пытается вытащить из него хоть что-нибудь. Эван учится говорить неправду так, что ей верит даже психоаналитик. Они больше не делают этого с Тимом, потому что Эван не хочет второй волны слухов и не хочет, чтобы Тим из-за этого пострадал. Кажется, тот понимает его мотивы, хотя они никогда это не обсуждают. Они просто друзья.
Каждую ночь Эвану снятся мокрые сны. Ему снится не Тимоти, ему снится кривляка Джо Вейр. Об этом он тоже, конечно, никому не говорит. Особенно самому Вейру, который возвращается в новом сезоне похорошевшим, полным сил, преобразившимся из тонкошеего цыпленка с оттопыренной нижней губой в прекрасную принцессу.
Эван наблюдает, как у Вейра завязывается роман с каким-то парником, и понимает, что совершенно напрасно переживал из-за детских обнимашек с назойливым швейцарцем. То, что он видит сейчас – это на самом деле. От этого как-то пусто внутри и очень грустно, но Эван уже научился улыбаться и говорить неправду. Он всегда весел и общителен. Он иногда болтает о чем-то с Вейром, изумительно похорошевшим от своей влюбленности. Вряд ли Вейр запоминает эти разговоры, а вот Эван хранит их в памяти очень бережно, от случая к случаю перебирая и радуясь тому, что у него есть тайна, о которой не знает никто. Иногда ему снится, что он перерезает Дрю Микинсу горло лезвием конька. Обычно в такие ночи ему больше ничего не снится.
Чтобы избежать дурацких вопросов и подозрений от мамы, Эван начинает встречаться с одной из знакомых фигуристок и понимает, что девушки ему тоже нравятся. Только сны это почему-то не отменяет, но хотя бы делает их реже.

В Турине исполняется его мечта – он становится олимпийцем. Эван даже на некоторое время забывает обо всех своих проблемах, у него сейчас отличный тренер, который тренировал и Тимоти тоже. Фрэнк не дает ему думать лишний раз, Фрэнк сводит весь фокус на себя, и каждый раз, на любом соревновании Эван катается в первую очередь для Фрэнка. Во вторую – чтобы увидел Вейр. О матери он почти не вспоминает, хотя неожиданно близко сходится со старшей сестрой Лорой, которая вышла замуж и уехала из дома. Когда есть возможность, они могут беседовать часами, и Эван с удивлением понимает, что еще не разучился говорить правду кому-то, кроме Фрэнка и врачей.
Турин его покоряет. Он делает все, на что способен, он выбивается из сил, но все равно остается на четвертом месте. Трехкратный чемпион Штатов Вейр – на пятом, и это совершенно необъяснимо.
Эван ходит кругами, не решаясь приблизиться к сникшему и измученному Вейру, ему приходится разговорить подругу Джо – Танит Белбин, и та простодушно выдает ему все нехитрые тайны Джо. Радости Эвана нет предела – голубки ссорятся, возможно, скоро последует разрыв, так что следует быть на чеку. Предыдущая девушка отправляется к черту, а Эван начинает усиленно пытаться втереться в доверие к Вейру.
- Ты такой милый, - говорит ему растроганная Танит через пару месяцев. – Ты настоящий друг. Такой добрый и искренний! Так пытаешься помочь!
И Эван сам не понимает, как оказывается втянут в отношения с Танит, которые вряд ли можно назвать дружескими. Хотя они чаще обсуждают Вейра, чем какие-то свои личные дела, Эван понемногу начинает привыкать к этому странному тройственному союзу. Учитывая то, что не такой уж он и тройственный – сам Вейр упорно отстраняется, отвергая любые попытки приблизиться хоть немного, предпочитая страдать в одиночестве, - Эвану через некоторое время надоедает эта бесконечная возня. Тем более, что лишившийся своей великой любви Вейр становится временами откровенной сукой.
- …наша положительная гетеросексуальная мисс Эван! – выплевывает Вейр в ответ на какое-то совершенно невинное с точки зрения Эвана замечание, и тот понимает, что – нет. Ничего не выйдет. Ничего никогда не может выйти с этой бешеной сукой, которая ненавидит весь мир и Эвана в частности. А за что? Бог его знает. Ведь не за то же, что перебил у него золотую медаль национального чемпионата? Эти натужные месяцы попыток сблизиться ни к чему не привели, кроме оскорблений. Вернее, того, что Вейр посчитал оскорблением. А для Эвана, не смотря на все усилия мамы и психоаналитика, те несколько часов с Тимом были драгоценней всего, что за все годы общения ему удосужился дать Вейр. Теперь он это понял очень четко.

Эван хорошо держит лицо. Эван всегда в хорошем настроении. Эван целеустремлен и работоспособен, как ломовая лошадь. Эван не обращает внимания на недоброжелателей и критиканов. У него есть тренер, у него есть Танит, у него есть старшая сестра, которые всегда поддержат и поправят, если он ошибется. А еще у него есть Джо Вейр, который всегда рядом. Который всегда стоит ниже на ступеньке подиума, и это доставляет невыразимое наслаждение. Они не разговаривают, но Эван никогда не упустит случая поддеть Вейра на пресс-конференции. Тот отвечает так же весело и язвительно. Они не враги, они не друзья. Эвана по-прежнему дико тянет к нему, и сейчас он начинает подозревать, что в некоторых редких случаях это взаимно. Они сохраняют нейтралитет, никогда не переходя границы. Может быть, для Вейра это просто соблюдение корпоративной этики, но Эвану не хочется его по-настоящему ранить. Вейр и так наносит себе раны сам. Постоянно. А Эван за этим наблюдает, не зная, что испытывает сильнее – жалость или злорадство. Нельзя быть таким открытым. Нельзя воспринимать все так откровенно. Нельзя говорить правду, даже если она извилиста и запутана для постороннего уха. Теперь Эвану кажется, что это он – взрослый, а Вейр так и остался тринадцатилетним подростком – таким, как он его впервые увидел.

К последней Олимпиаде они оба подходят на последнем рывке. Эван тоже устал и измучен травмами. Танит ушла от него в самое неподходящее время, и он с трудом переживает эту утрату. Они стали действительно близки за эти годы, и потерять друга такого уровня для Эвана равно катастрофе. Но Эван держит лицо. Он тренируется и тренируется, он вкалывает так, как никогда до сих пор, он забывает об окружающем мире. Для Эвана есть только один человек – Фрэнк Кэрролл, он владеет его умом, чувствами и телом, больше не нужно никого. И эта тактика срабатывает, потому что сначала Эван становится Чемпионом Мира. А потом он становится Олимпийским чемпионом. И кто угодно может говорить все, что угодно. Пусть ноют, пусть жалуются, пусть кидаются какашками – вот она, медаль. И Эван ее заработал. Честно.
Это триумф всей его жизни. Он шел к этому с восьми лет – ломая и выворачивая себя наизнанку, делая все, чтобы быть хорошим, быть лучшим, чтобы быть идеальным. Чтобы мама наконец обняла и сказала:
- Эван, я так тобой горжусь. Ты исполнил мою мечту.
За эти годы мамина мечта стала и его мечтой тоже. Другой он не знает. Мечтал когда-то, но жизнь – это не спорт, тут не все зависит от того, насколько ты выложишься. Так что теперь у него есть олимпийское золото и сто раз на перемотке – слезы Вейра. Эвану его жаль. Эван им искренне восхищается. Сейчас, когда все позади, когда им больше не мешает подиум с четким распределением мест, он хочет попробовать еще раз.
Только бешеная сука Вейр бьет поддых тогда, когда этого совершенно не ожидаешь.
- Ты слышал, что этот… гей… сказал о тебе в шоу Челси? – спрашивает возмущенная мама по телефону. И до Эвана даже не сразу доходит, о ком это она.
- Он утверждает, что ты… ты! – такой же, как он!
- Вот как? – ровно проговаривает Эван, садясь на стул.
- Он совершенно свихнулся, так мелко мстить! Тебе! Будто бы ты у него украл эту медаль! Естественно, что его терпеть не могут все нормальные судьи, что он вытворял там на льду! А теперь обливает помоями…
- Я понял, мам, - перебивает ее Эван. – Не обращай внимания.
- Как я могу не обращать внимания…
- Вот так, - отрезает Эван, кажется, впервые в жизни повышая голос на мать. – Я с ним разберусь.
Наверное, в этот момент все окончательно перегорает. Он даже не хочет посмотреть шоу своими глазами – зачем? Один раз Вейр уже использовал этот прием, отомстил ему за выигрыш. Только тогда это было высказано приватным образом, а теперь на публике. Ну так и размах выигрыша покрупней.
- Он просто недостаточно хорош для шоу «Звезды на льду», - говорит Эван на следующий день журналистке, обаятельно улыбаясь. – Многие из мира фигурного катания очень разочарованы его постоянным нытьем по тому поводу, что его не пригласили и не дали заработать. Но, извините, в шоу выступают только самые лучшие фигуристы.
После интервью он идет в душ и смывает с себя выступивший от такого наглого вранья пот. Кажется, в первый раз в жизни ему неловко говорить неправду. Но оно того стоит. Он хочет развязаться с этим человеком раз и навсегда. Перечеркнуть все. Перейти все границы.
Только и сейчас Эван совсем не уверен, что когда-нибудь ему не захочется до смерти попробовать еще раз.

@темы: Лайсачек, Вейр, Фанфики

Comments

[Сорок два]

Только и сейчас Эван совсем не уверен, что когда-нибудь ему не захочется до смерти попробовать еще раз.

robin puck , ты зверь! Меня опять разметало - это так сильно. Эван...он такой, блин, я расплакалась, честное слово. Вот бывает же так:не складывается и все, и каждый додумывает что-то свое, и это только усугубляет ситуацию - и покатилось, как снежный ком. А ведь все могло быть иначе
Предыдущий фик показался мне по атмосфере, по испытываемым Джонни чувствам, очень похожим на фильм (вернее, его идею) "Эффект бабочки", это - завершает картину. Столько ключевых точек - для каждого своих , и поведи они себя по-другому в каждой же, все было бы иначе, совершенно иначе, но это были бы не совсем они.
Так реалистично, что хочется крикнуть: ну почему жизнь такая сука!

[Ник]

*сдавленно* млять.

Вот из-за такого я больше и не знаю, что реально, а что нет. Я не люблю настоящего Эвана, я люблю того, которого придумала для себя сама, и больше мне ничего не надо. Но когда я читаю такое, то, действительно, перестаю понимать, где заканчивается мой фанон и начинается реальность.

*тоже ревет* я правда реву, да.
Спасибо.

[robin puck]

Anuk-sama
ну вот да, к сожалению, в жизни как раз именно так все и получается, каждый видит только свою часть правды, а в результате то, что могло бы выйти, не выходит... но выходит что-то другое, и в результате каждый все-таки получает то, к чему шел. хотя, никто не знает, как именно бы стали развиваться события, поверни он в той или иной ключевой точке в другую сторону. может быть, вышло бы еще хуже. а может и лучше. чтобы видеть все возможности, надо быть очень проницательным человеком.
но нужно ли их видеть заранее? может, лучше просто не жалеть о том, что все складывается так, как сам решил в определенный момент?

Ник
собственно, я хотел написать такого эвана, которого мог бы полюбить сам. ну или хотя бы относиться к нему без традиционного для вейропоклонника отвращения )) так что от нашего фанона вашему фанону большой привет ))

спасибо огромное, я ужасно горд, что текст вызывает такие яркие эмоции.

[Сорок два]

robin puck , а маму Эвана все равно хочется приложить томиком Макаренко=))

[Anatolia]

Anuk-sama


robin puck

А для Эвана, не смотря на все усилия мамы и психоаналитика, те несколько часов с Тимом были драгоценней всего, что за все годы общения ему удосужился дать Вейр. Теперь он это понял очень четко.

Убийственно все же. Столько в этом отчаянной тоски и попыток поглубже запихать ее внутрь, чтобы не прорывалась. Привычной рационализацией.

"Джо" меня совершенно выносит каждый раз при упоминании. Фетиш-момент.

[Ник]

А для Эвана, не смотря на все усилия мамы и психоаналитика, те несколько часов с Тимом были драгоценней всего, что за все годы общения ему удосужился дать Вейр. Теперь он это понял очень четко.

Вот да, этот момент жутко сильно резанул.

[robin puck]

Anuk-sama
маму эвана я б вообще прибил. чем угодно

Anatolia

Столько в этом отчаянной тоски и попыток поглубже запихать ее внутрь, чтобы не прорывалась. Привычной рационализацией.

ну, я бы немного по-другому сказал. собственно, я пытался показать человека, который из-за очень сильного давления как снаружи, так и изнутри приучил себя жить исключительно текущим моментом, так что на рефлексию у него остаются только вот такие кратковременные вспышки осознания. то есть, рефлексия происходит подсознательно, в сознание выводится только результат. он не то, чтобы сильно тоскует, у него действительно нет на это времени, с ним слишком многое происходит в каждый конкретный момент.
ну, собственно, вот это постоянное действие и удержание на поверхности событий я хотел показать формой изложения - в настоящем времени почти все. как, получилось?

Ник

Вот да, этот момент жутко сильно резанул.

ну, по сути, джонни ему так и не дал главного - всего своего внимания хотя бы на пару минут. если не считать моменты прокатов

[Anatolia]

а, чорд, какая гифка!!! джоннин взгляд!
ну да. конечно получилось.
короче написал себе Лайсачека которого мог бы полюбить, но вейропоклонство при этом дало такой эффект, что от этого его стоицизма к концу подташнивает уже от жалости(

[robin puck]

Anatolia
вот вечно с тобой так. то от стоицизма подташнивает, то от всепрощения...
че человеку еще делать-то оставалось, собственно? это не стоицизм, это выживание.
ну а вейропоклонство, да... в карман не спрячешь

[Anatolia]

robin puck
ох, ну прости(

[robin puck]

Anatolia
ничего, я привык