Автор: Мармел
Бета: Нет
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Плющенко/Лайсачек
Жанр: Романтика
Дисклеймер: Герои вымышленные, но совпадения не случайны
Размер: Мини
Предупреждения: Такой прям флафф-флафф. Дать или не дать - вот в чём вопрос и куча рефлексии на эту тему. И не говорите, что не предупреждала... Но они так друг друга любят, так страдают, шо аффтар ничем не смог разбавить эту бочку мёда, ну никак.
Любовь и благодарность моим вдохновителям - Джерри и Непальской домохозяйке. И Дарге за коварную идею с не-просто-допингом.
Тебя творить - три года не говорить (с) "Мельница"
- Слушай, родная, либо выключай это на хрен, либо иди куда-нибудь… - Слушай, родная, либо выключай это на хрен, либо иди куда-нибудь… не знаю… в кафе иди. И там смотри свои новости! – рявкнул Плющенко, вскакивая с места.
- Хорошо-хорошо, я выключу… - Яна сегодня не смела даже пикнуть наперекор. Лишь бы мужу было комфортно, только бы не перенервничал.
- Вот ты мне скажи, они не понимают? Правда, не понимают?!
Всё, завёлся. Теперь жди беды.
– Я себя чувствую героем фильма «Последняя надежда человечества». Но, блядь, ни в одном порядочном фильме герою не вливают в уши двадцать четыре часа в сутки, что он должен, он обязан, никто, кроме него, и вообще только попробуй не показать им всем кузькину мать. Ну, нормально это?
- Это же медиа, Жень. Шоу-бизнес, если хочешь. Не мне тебе объяснять… - Яна бесшумно опустила крышку ноутбука и с тревогой смотрела, как Женя наворачивает круги по раздевалке.
- Чего-о?! Тебе здесь не «Евровидение»! Ты думай иногда, что с чем сравниваешь…
- Я лучше пойду. – Рудковская встала, подхватила сумку и тихонько вышла. Она всё понимала, знала, что завтра муж сам попросит прощения за резкость. А сегодня – ни полслова ему поперёк.
Стоило Плющенко остаться одному, как он заметно расслабился. Не на таком уж он был взводе, чтобы брызгать слюной на новостные каналы, не мальчик всё-таки и не вчера в большой спорт пришёл. Но вот горячо любимая супруга, таскающаяся хвостиком повсюду и как заведённая повторяющая: «ты у меня самый лучший, ты всех победишь!"... Баба-дура, конечно. Что с неё взять, кроме смазливого, всегда готового к услугам Билана. У других-то спортсменов жёны по домам сидят, телевизор смотрят, а эта под ногами крутится, натурально Санчо Панса… Вот мелочи, мелочи, а из-за них запросто можно подвести Россию-матушку, прости господи. Без золота отечество оставить.
Женя обессилено опустился на стул, прикрыл глаза, спрятал лицо в ладони.
Шутки шутками, но кого он пытается обмануть? За какую-такую честь страны собирается сегодня бороться? Глупость…
Нет, лучший фигурист мира не привык себе врать. Разве из тщеславия он сюда приехал? Все думают, что так. И Эван так думает. Заскучал ледовый король за три-то года, новых лавров захотелось.
Три года тишины, а Женя даже не пытался его забыть А зачем? Бегать с вытаращенными глазами, не зная, куда же себя, такого обновлённого и сумасшедшего, теперь деть? Или к психоаналитику отправиться? Мол, не могу разобраться в своих чувствах, ах, помогите, ах, весь горю. Или что? Ни черта же не изменится, Женя слишком хорошо себя знал.
Это же было… было… ну, как скальпелем по венам. Настолько тонко, что сначала и не больно вовсе. Только кровь хлещет, хоть таз подставляй. И когда от слабости оседаешь, сползаешь по стеночке, то уже уговариваешь себя - не надеяться. Отпустишь, перестанешь карабкаться – и станет легко, как бабочке.
Только когда подходит слишком близко, по горлу прокатывается колючий клубочек… вверх-вниз, вверх-вниз. Отойдёт, отведёт глаза – и снова можно дышать. Казалось, этот клубочек ни на что не разменять. Сейчас-то Женя понимал: зря, ох зря он так думал… Напиться бы тогда и, как в омут, как с обрыва – в мятные простыни «Ле Меридиен Турин». С ним. Знал, кожей чувствовал, что Эван поддался бы. Но Женя почему-то ничего такого не сделал…
Две тысячи шестой, белая олимпиада. С ума сойти, как давно было. И хоть бы что изменилось.
Ох! Плющенко тряхнул головой, разгоняя непрошеные видения. Полтора часа до выхода на лёд, а он тут пылким мечтам предаётся, как девица какая-нибудь. Женя попытался сосредоточиться на программе выступления – мысленно прокрутить в голове элементы… И мысленно же сорвал первый каскад. Пожалуй, не стоило прогонять Яну. Хотя и думал он не о ней, но надо же как-то снимать напряжение. А, чёрт. Женя был не просто возбуждён – его подтрясывало как солдатика за чтением порножурнала. Плющенко уж было потянулся за телефоном, как дверь резко распахнулась.
- А, это ты?.. То есть, извини, ошибся... - В чёрном, как всегда. А голос какой-то простуженный.
Женя даже не успел подтвердить, да, мол, это действительно я, - Эван ещё раз скороговоркой пробормотал извинения и вышел вон.
Пиздец! Ошибся он! Читать, что ли, не умеет?! "Рашн федерэйшн", мать твою, чёрным по белому.
Вдох-выдох-вдох-выдох-вдох... Кстати, интересно, что это с ним? Всегда такой спокойный, сдержанный, сидит себе вечно в гордом одиночестве, музычку слушает... А, была-не была! Женя зашвырнул телефон обратно в сумку и вышел в коридор. Тоже пришлось пару раз извиниться, но через несколько дверей Плющенко нашёл то, что искал. Эта раздевалка, вероятно, предназначалась для девушек... В общем, сегодня здесь точно никого постороннего случиться не должно.
Эван сидел в углу, в обнимку с большой бутылкой минералки. То пил, то плескал на руки и смачивал лоб и виски.
Умылся, потёр глаза - кулаками, каким-то мальчишеским, трогательным жестом. Видимо, не помогло... Поморщился, нагнул голову к коленям да и вылил полбутылки прямо на темечко. Грим к чёрту, полкило геля для волос туда же.
Женя спокойно ждал пока его заметят. А сердце ныло и медленно, как в невесомости, плыло куда-то вниз, падало.
- Ээ... Ты? - Лайсачек рассеянно поглядел на Женю. - Что-то случилось?
Да, Эвану, пожалуй, даже похуже было - от него прикуривать можно, притом с расстояния в пару футов.
- Да то же, что и с тобой. - Плющенко встал напротив, привалившись спиной к одному из шкафчиков. - Кому ещё этой дряни подсыпали? Виагра или что там за порошок такой...
Лайсачек смотрел настороженно, исподлобья, руки зажал между коленями - чтобы унять дрожь. Молчал.
- Меня подозревал, что ли?! - фыркнул Женя. - За этим заглядывал? А чего сбежал тогда?
- Я не сбегал! - вскинулся Эван.
Плющенко ни разу не слышал, чтобы Лайсачек повышал голос. Но сейчас... Сейчас либо орать, либо морду бить, либо... м-да. И последнее предпочтительнее.
- Пошли на допинг! - американец поднялся, пальцы, побелевшие от напряжения, - в замок.
- Уверен? - Плющенко выдержал злой, настороженный взгляд. - Вот прям уверен? Такие штуки подтверждаются через один раз на третий, сам знаешь. Нас не коньками порезали... Как доказывать будем?!
- Но...
Лайсачек всегда играл по правилам. Он никогда бы никому не подсыпал допинг, не подставил бы и не стал плести интриг. И не сомневался, что ему поверят. Или всё-таки сомневался? Если сразу к Кэрроллу не побежал...
- Что "но"? Хочешь медаль? Хочешь наверняка? Тогда надо выходить на лёд. Вот прямо сейчас. - Многого стоило Плющенко спрятать усмешку.
А Эван беспомощно огляделся, затеребил рукав на левом запястье и вопросительно посмотрел на соперника - мол, сколько времени?
- Минут двадцать есть...
- Мало, - уныло откликнулся Лайсачек. Видимо, таки догадался, что можно просто позвонить своей девушке. Поздновато опомнился.
- Как говорят в России, было бы желание... - Женя медленно обошёл скамейку, замер за спиной Эвана, опустил руки ему на плечи. - Минута прошла.
Лайсачек резко выпрямился. Мышцы - окаменевшие, словно сведённые судорогой.
- Грязные, грязные игры, Юджин... Я, кажется, даже ожидал чего-то подобного. Ещё тогда, в Турине... - И не договорил.
Руки, до этого мягко массирующие плечи, вдруг сдавили тисками. Мог бы - переломал бы все кости к такой-то матери. Мог бы - бросил на пол ничком, смял, раздавил, потребовал какой-нибудь самой последней низости. Раз по-другому не получается...
- Ещё минута.
- Уходи!
И резкое - не ответ, а охлест:
- Нет.
Виагра? Да не смешите мои коньки! Хоть горсть этих пилюль сожри вместо завтрака, это не помешало бы Плющенко прыгнуть четверной аксель. После страшнейших травм на лёд выходил, без блокад, на одном анальгинчике - и ничего. Зато сейчас - два кубика серы в крови и мокрые простыни по рукам и ногам. Знаешь, что с минуты на минуту начнётся ад. Знаешь и ждёшь. И ничего не можешь поделать, потому что сам вызвал этих демонов.
Ледяными пальцами он коснулся шеи Эвана - там, где под кожей горячо и часто бился пульс. Склонился, не видя ни страшных, потемневших глаз Лайсачека, ни бескровных, плотно сжатых губ.
- Ну, хочешь эту чёртову медаль? Мне, знаешь ли, всё равно... Да погоди ты, не дёргайся... - Обхватил поперёк груди, руки у солнечного сплетения - крестом. - Нет, дружочек, я не за шесть грамм золота на голубой ленточке хочу тебя купить... Да чего я оправдываюсь?... Ты же сам всё видишь... Видишь?! Так какого ж хрена?!
Эван обернулся. Зрачки - во весь глаз. И взбухшие вены у ключиц - тёмными изменчивыми змейками.
- Подождать не мог? Один день - не мог?
Женя сглотнул, весь сжался внутри. Омайгот, о чём он вообще? О честной борьбе, не иначе, о чём же ещё... Будет ему честная борьба, прямо сейчас. А после - хоть мгновенное глобальное потепление во всём Ванкувере, вплоть до таяния искуственного льда. Плевать, ничего больше нет и не будет. Только четыре слова:
- Я четыре года ждал... - И резким, порывистым жестом сжал в кулак правую руку - там, где под ладонью билось чужое сердце. Словно хотел взять это сердце в горсть, навсегда оставить себе.
Скорее грубость, чем ласка, но Эвана как подбросило:
- Ты там что-то говорил о минутах...
Женя одним рывком заставил Лайсачека подняться, развернул лицом к стене.
Без поцелуев, но губы - припухшие, закушенные в кровь.
"Да осторожней ты, порвёшь же, опять у Джонни придётся шмотки одалживать..."
Пальцы - вывернутые на излом, насмерть переплетённые.
И болезненный стон - в подставленную ладонь.
"Давай, тебе пора!.. Что? Как выглядишь?.. Паршиво выглядишь. Зайди к Вейру - пусть причешет тебя, что ли... Остальные-то не поймут... И только попробуй упасть, слышишь?!"
Полчаса до выхода на лёд. Может, ну его, не выходить вовсе, а?